Дверная ручка остается у нее в руках,
Щепка вонзается в босую ногу, но она не чувствует боли,
Лампа свисает с потолка, но больше не дает света.

А она ищет губами губы для поцелуя.

Ничего уже нельзя поправить. Жизнь на исходе.
Это так ясно, что от тоски и бессилия
Она ободрала даже штукатурку со стен.
Ее порог отшлифован уходящими любовниками…

А она ищет губами губы для поцелуя.

Как дерево корой ее тело обросло ушедшими годами,
Она выбрасывает самое дорогое, чтобы чужие руки не касались его,
А ненужные уже украшения раздает девочкам-актрисам.

И она ищет губами губы для поцелуя.

Отталкивает от себя воспоминания. Закрывается как раковина,
Ложится на дно. Для нее становится лишним ее прошлое,
Его волнения, тайны и потери. Кружится голова.
Их было слишком много, этих падений и разочарований.
Хватит. К чему все это, если любовь здесь больше не живет?
Она почти умирает…

И все еще ищет губами губы для поцелуя.

Эта босая старуха бродит по своему древнему дому,
Она пытается открыть дверь, но дверь не поддается,
И ручка остается у нее в руках.
Щепка вонзается в ее босую ногу, он она не чувствует боли.
Зажженная лампа свисает с потолка, но больше не дает света.

А она ищет губами губы для поцелуя.

Ничего нельзя поправить, ничего никогда не возвращается,
Сама жизнь на исходе. Она все понимает. Она понимает…
И от бессилия воспоминаний обдирает даже штукатурку со стен,
Чтобы и они не смели ничего помнить.
Ее порог отшлифован уходящими любовниками.

Но она все ищет губами губы для поцелуя.

Как дерево корой ее тело обросло ушедшими годами,
Она выбрасывает все. Все, что было так дорого прежде.
Никто ничего не найдет, не поймет и не узнает.
Украшения, которые перестали ей служить, она дарит
Девочкам, играющим во дворе. Они смеются и убегают.
Пьеса продолжается и…

И она ищет губами губы для поцелуя.

Ей больше ничего не нужно, так страшно, что она отталкивает
От себя даже воспоминания, но они никуда не уходят.
Кружится голова от бесконечных любовных разочарований и обид,
Она закрывается как раковина, она почти умирает…

И все-таки ищет губами губы для поцелуя.

Как бы я хотела сидеть незримой
На спинке твоего кресла,
Смотреть через плечо, смешивая дыхания,
Пытаясь отделить сигаретный дым
От запаха твоей кожи,
И читать неотрывно то, что ты пишешь.

Ты локтями облокачивался бы на мои колени,
И они принимали бы тебя,
Моя раскрытая грудь грела бы тебе спину,
Моя любовная истома увлажняла бы и питала тебя.

Я была бы креслом под тобой,
Смиренно спрятав руки
В зашитые рукава расстегнутой блузки,
Чтобы не дать им, жадным и нетерпеливым,
Вволю блуждать повсюду.

И лишь иногда бы обиженно вздрагивала,
Оттого, что, откинувшись, ты не замечаешь меня,
Погруженный в себя.
Я держала бы тебя всего, до конца,
Потому что, когда ты рядом,
Я могу быть только тем, что тебе нужно.

Я любила бы тебя, как любят любовь.

Как бы я хотела незримой
Сидеть на спинке твоего кресла,
Почти касаясь твоих волос,
Заглядывать через плечо,
И, смешивая наши дыхания,
Отделив сигаретный дым,
От запаха твоей кожи
Мгновенно впитывать то, что ты пишешь.

Но и этого уже мало. В любовном нетерпении
Мои колени принимают тебя.
Ты облокачиваешься на них локтями,
Моя раскрытая грудь согревает тебе спину,
Моя любовная истома увлажняет нашу близость.

Я хотела бы стать креслом под тобою,
Смиренно спрятав руки в зашитые рукава
Расстегнутой блузки, чтобы не дать им
Ненасытным и непослушным
Вволю блуждать по твоему телу,
Я бы обижалась от того что, облокачиваясь,
Ты не замечаешь меня, погруженный в себя.
Я держала бы тебя всего и ночи и дни, до конца.
Потому что, когда ты рядом, я – только то, что тебе нужно,
Я – это ты, ты – это любовь.

Я любила бы тебя, как любят любовь.

Сидела бы на спинке
Твоего кресла и смотрела
Через плечо и закрывала бы
Тебя собой, пытаясь отделить
Сигаретный дым от запаха кожи,
Впитывая все, что ты пишешь. Сразу.

Ты локтями облокачивался бы
На мои колени.
Распятая, грела бы тебе спину.
Любовная истома питала бы тебя.

Была бы креслом.
Руки зашиты
В раскрытую блузку,
Чтобы не шарить повсюду.
Вздыхала бы обиженно,
Когда ты облокачивался бы на меня,
Весь. Погруженный в себя.
Ждала бы до самого конца,
Ночи, или дня, или жизни.

Любила бы тебя для тебя.

Дверная ручка остается в руке,
Щепка вонзается в босую ногу,
Лампа висит, но больше не светит.

Ее губы все ищут себе пару.

Ничего уже не исправить. Близок конец.
Все ей так ясно. До безысходности.
Со стен она содрала штукатурку,
Порог истерт ногами бывших любовников.

Ее губы все ищут себе пару.

Плащ ее лет обтекает тело,
Выбросила все, что не должно быть найдено после нее,
Подарила украшение девочкам, играющим в театре.

Ее губы все ищут себе пару.

Отталкивает все воспоминания. Замыкается.
Лишними стали волнения ушедших лет.
Разочарования.
Тайные муки. Одиночество. Слишком много
Любовных падений. Хватит. Кончено.

Ее губы все ищут себе пару.

Ты – слеза солнце, ты – стихотворенье,
Не луч – слово, рожденное взглядом.
Соткала рубашку сновидения,
Не позволив милому лечь рядом.
Заслонив белоснежную постель,
Отвернулась от тепла и света,
Но нетронутых гроздьев жадный хмель,
Все тоскует по ладоням лета.
Как далеко ушел твой садовник,
Не испив тоски этих ждущих глаз,
Проклянешь ли цепких рук терновник
Или же простишь последний раз?
Срезанных прядей лег скорбный венок,
Напрасно ветер тебя тревожил…
Ведь он уже рядом ,высокий бог…
Как мерцают фиалки у ложа.

Ромео, мальчик, сколько же морщин
Безжалостное время припасло нам!
Для счастья было множество причин,
Да видно птицы разнесли по склонам.
Поодаль встань. Крапивы полотно
Теперь одежда мне. Неторопливым
Дождя и ветра сделалось вино,
Скажи, а ты с другими стал счастливым?
Ромео, ведь свела на этот раз
Друг с другом нас не страсть, а просто старость,
Мы разминулись на такую малость,
Всего на жизнь… А будто бы на час.

В стране моей, где бережная память
Сильна и укрощает пыл любой,
Где все проверено и сложено веками,
Быть женщиной – не значит быть собой.
 Но, боже мой, еще трудней при этом,
(Как Грузия  верна себе во всем!)
Родившись женщиною, стать поэтом.
И быть поэтом каждым божьим днем.
Сквозь сплетни, и ухмылки, и наветы
Увидеть как рассвет из берегов
Выходит, заливая море светом,
И по шипам пройти, не чувствуя шипов!
Одной рукой касаясь колыбели,
Другой - метафор штопать полотно,
Быть верною женой на самом деле
И понимать, что, в общем, все равно
Не удержать себя в границах этих,
Все рвется  прочь в погоне за судьбой,
Как бабочка с огнем, играть со смертью
И выиграть неравный этот бой.
Но, не в пример другим, пустым кокетством
Не отогреть мне больше никого,
Когда из темноты повеет детством,
Всей беззащитной мудростью его.
И значит просто нужно стать богиней,
В ярме между мужчиной и землей,
А, если мужество и здесь меня покинет,
Остаться только лишь самой собой.
Не из любви к отеческим заветам,
А просто мне слышнее голос муз;
Родиться женщиной и быть поэтом,
Для Грузии – непостижимый груз!

Застывшей маскою лица
Мои непролитые слезы,
Тебя, нездешнего гонца,
Встречают горечью угрозы.
Что хочешь ты во мне задеть
И к одиночеству ревнуешь?
Все, что болело – то болеть
Не перестало. Ты рискуешь
Посеять прежнюю печаль,
Сорвал цветы самума ветер,
И счастье, лишь коснувшись, вдаль
Ушло, как парус на рассвете.
Как почва нищая, душа иссохла
И дождя  не кличет.
Подружки в гости не спешат,
Уныл мой кров и безразличен.
И солнца золотой оклад
Уж не встречаю я молитвой…
Чему, скажи, теперь ты рад,
Зачем вскрываешь боль, как бритвой?
Я не откликнусь, все прошло,
В воспоминаньях мало толку,
Зачем ты делаешь назло?
Я не нужна тебе нисколько.
Гордец, ревнивец, о тебе
Не перестану помнить вечно,
Зачем заставил мой обет
Нарушить и шагнуть на встречу?
Но рану старую зажав,
Несу в душе незримый камень.
Росой  лиловою дрожат
Фиалок слезы под ногами…

Дед, я знаю, ты стал добрым великаном
В самой грустной своей сказке без конца,
Облаков плывут нездешние экраны,
Может тень твоя у старого крыльца
Примостилась. Укрывает тишиною
Мои плечи, укрощая пыль и зной,
Дед, побудь еще немножечко со мною,
Ну хоть деревом, побудь еще со мной.
Опустела наша хижина в Хомхели,
Лишь цикады да упавшая лоза…
Твои сказки в эти утренние трели
Слух вплетает, будто много лет назад.
Как, спеша взрослеть, от них я убегала,
Как в судьбу свою входила, точно в храм,
Перекресток – всех дорог моих начало,
Да добро со злом, в обнимку, по пятам.
Хорошо, что ты не видишь, как мне больно,
Одиночество, как ранит, на бегу,
Твои сказки будто «воля» и «неволя»
Мое детство и Хомхели берегут.
Я не знала, что так жизнь на них похожа,
Днями горечи наполнился хурджин,
Обними меня, оттуда, как ты можешь,
И сначала эту сказку расскажи.

Я представляла тебя скалой –
И нежные травы твоего подножия
Собирали живые капли росы,
А змеиный яд на страстной неделе
Переставал быть смертельным.
Я представляла тебя ветром –
И твои легкие наполнялись
Песнями одиночества и печали.
Я представляла тебя деревом –
И твои ветви взлетали
Вслед за птицами, чьи гнезда
Так бережно ты хранил.
Я представляла тебя солнцем –
И твои лучи согревали замерзшую душу.
Иногда я представляла тебя
Страшным сном субботнего вечера,
Но все заканчивалось счастливым пробуждением
На следующее утро.
Ты был милосердным, как Бог,
Печальным, как облако,
Дарящим надежду, как дождь,
И вечным, как слово,
Потому, что я обрела тебя
На этой земле, заставив страдать
С собой вместе, страдать и молиться.
Но теперь, когда первая трещина твоей веры
Обрушила скалы, безжалостно засыпав меня обломками,
Я теряю тебя, я исхлестана твоим дождем,
С твоих ветвей падает гнездо
Полное надежд, слез и тоски.
Ты грозен и беспощаден, как Бог,
Как бродячее облако, ты безразличен,
И твоим гневом изрешечены мои поля.
Ты исчезаешь, как слово, брошенное напрасно,
И зеленый, бесконечный свет
Слепит мне глаза и убивает надежду.
Из вечных снов я не вижу выхода,
Я пережила свою любовь и возлюбила ненависть.
Я прокляла Создателя,
Прокляла землю, небо,
День и ночь!
Куда мне идти теперь,
Когда вокруг только ветер,
Который и сам не помнит
Своей дороги?
Куда идти?

И примолкла земля, растеряла
Всех весенних и шумных детей,
Лишь печально луна утирала
Дымно-желтые слезы дождей.
Средь ветвей, обнаженных и черных,
Как сережка, но ярче чем свет,
Лист один, все дрожал обреченно,
Будто праздник, которого нет.

У волос этой женщины запах
Города, пепла, дыма.
Одиночество на кошачьих лапах
Смотрит неизлечимо.
Женщина курит и выдыхает
Продымленную душу.
Закат догорает, камин догорает,
В комнате – душно.
Заговор чисел, где чет и нечет
Сделали третьей лишней…
Бьет полночь, утешиться снова нечем.
Бьет полночь. Она не слышит.

Что это за город?
Ведь он так опасен,
Будто бы проказа и чума.
Здесь живут от века,
Лишь с собой в согласьи
Тени и их мертвые дома.
Ничего не помнят,
Никого не знают
Хмурые, суровые мужи.
Только лишь собака
Изредка  залает
Потому, что кров свой сторожит.
А глаза тех женщин?
Мерзлый иней света
Все теплей, чем этот мглистый взгляд.
Доброта и верность –
Глупые предметы,
Здесь о них забыли, и, молчат.
Если вдруг ослабнет,
Кто-то на мгновенье,
(И на ветках, даже, корешки банкнот)
Перестаньте делать
Глупые движенья,
Проходите мимо, пусть себе умрет.
Ну, зачем же плакать?
Не теряйте разум,
В этом гиблом месте нет живой души.
Ведь для них и слезы,
Хуже, чем зараза
Сон и явь смешались, и, сон тот нерушим.

Меня бросить нельзя, можно лишь потерять
Я успею, успею, успею,
Как волчица, засаду почуяв, порвать
Первой. Только с петлею на шее.
За минуту до края, до входа в метро,
До другой, что уже на пороге,
Стиснув зубы ответить: «Не трогай, не тро…,»
Я тебя позабуду, как многих.
Да она же не любит, совсем, никого!
Из породы бездушнейших самок. –
Улыбаясь, киваю в ответ головой. –
Ну, конечно. Попробуйте сами.
 Сердце в клочья и сгусток помады у губ,
И, качаясь, как будто в похмелье,
Неужели и это стерпеть я смогу,
Боже мой, ну ответь, - НЕУЖЕЛИ!
Но ни крика, ни стона, шепчу лишь: «Держись!»
Так, что пальцы немеют порою,
И рождественской елью тянусь  только ввысь,
За какой-то, там первой звездою.
Канул праздник и вечного счастья игра,
Всех отпетых гостей карнавала.
Будто ель дождалась своего топора
И упала, и пальцы разжала.
Но зеленые иглы пробьются опять,
Улыбнусь, как бывало и прежде.
Одиночество, гордость – ведь нас называть
Стали сестрами, с новой – Надеждой!

Твой роман со стихами
Выходит за край
Дома, улицы, города
Зала
Восхищенные взгляды
Все просят – Читай!
Ты читала, читала,
Читала…

Все любили, и ты
Отвечала им всем.
Только он в стороне
Оставался
Этот праздник толпы,
Этот зов, этот плен
Шел по кругу и вновь
Повторялся.

Но когда вдруг заплакали
Колокола,
И закрылись последние
Двери,
Собрались рядом те,
Для кого умерла.
Только он не пришел.
Не поверил.

Сколько небесных лун моей башне,
Башне ожиданий и печали,
Коршун на плече, как день вчерашний,
Вскормлен одиночества ночами.
В одну сторону мы смотрим. Время дышит
И отсчитывает дни мои без толку,
Я тебя придумала, ты слышишь?
Торопись, теперь уже недолго.
Скакуна пришпорь нетерпеливо,
Осади у самого порога,
Я еще успею стать счастливой,
Я в тебя поверила, как в Бога.
Видишь, коршун над дорогой вьется,
Волосы смешались с конской гривой,
И слеза моя в тебя прольется –
Я еще сумею стать счастливой.
А когда поймешь ты боль и силу,  -
Я дыхание твое уже ловлю,  -
Скажешь то, о чем я так молила –
Я люблю тебя, ты слышишь, я люблю!

Смешны твои уроки равнодушья,
Они всего лишь детская игра,
Не прячь глаза, вчера мне было скушно,
Я, милый, не права была вчера.

Сегодня, видишь, все уже иное,
Как манит склон и как свежи ветра,
Ну, не сердись, побудь еще со мною, …
А дождь, – давай, отложим до утра.